Страшное дело похмелье, но это трудность известная, так что не ной. Пить с менестрелем - нелегкое дело...Так что гордись, что остался живой.
14.05(неразборчиво)
Я видел очередной безумный сон..Хотя теперь я вижу их постоянно, вот уже два года, как стоит мне закрыть глаза - я погружаюсь в картины столь странные, что не решаюсь рассказать их доктору Мартинсу. Чаще всего это пески...хотя нет, ещё чаще это какой-то каменный город, вычурный, в своем средневековом ужасе, с крутыми и извилистыми улицами, с огромной площадью, часы которой вызывают у меня неподдельный страх, особенно, когда я смотрю на лики святых....В этом городе такой странный язык, честно говоря никогда не встречал ни одного иностранца разговаривающего на чем-то похожем, но один мой знакомый, когда я попытался воспроизвести пару слов, что слышал из разговоров прохожих во сне, подсказал, что это чешский. Кажется, тогда меня сильно напрягло его удивление, ведь по его словам мне просто не мог сниться незнакомый и не разу не слышимый язык, разве, что только мое подсознание само бы попыталось интерпретировать какие-то обрывки фраз в бессвязную и кажущуюся иностранной речь. Но то, что я с такой точностью воспроизводил весьма устаревшие поговорки и слова, было невероятно. Это было полтора года назад и с того момента я с фантастической быстротой начал изучать все, что связано с этой крохотной страной. Учителя нанимать я не хотел, но мне удалось раздобыть множество словарей, книг и фильмов, и я отгородился всем этим от мира, пока чешский мне стал казаться не менее родным, чем английский и немецкий. Чехия! Меня бросает в дрожь от одного этого слова, в моей голове постоянно звенит бой Орлоя, его удары рассыпаются тысячами духов и все они в башенном своем потоке разлетаются по мощеным улочкам, прыгают в Чертовку, скребутся в дом Франца Кафки и скалятся, скалятся в поисках очередной жертвы, чья кровь превратиться в прекрасные чешские гранаты.... Нет камней ярче и кровавей, чем те, что продаются в покосившимся домишке на улочке рядом с Староместкой площадью. В каждой их грани, в каждом их дьявольском блике кроется то, что лучше не видеть... Но в каждом сне я иду туда, маленькая девочка, так похожая на Люси, открывает мне дверь и больше нет никого, только она, я и камни.. Её глаза я никогда не мог разглядеть, только улыбку, столь кукольную, что я не осмеливался поднять взгляд выше, тут же отворачиваясь к витрине. Иногда, когда я спешу к ней, меня подстерегает какой-то мужчина с каштановым, длинными волосами и если он заговорит со мной, то я труп. Его взгляд, столь обличающий, столь сожалеющий и понимающий пугает меня, я чувствую себя дьяволом, которого поймал святой, но стоит мне только протянуть к нему руку и попытаться схватить за полу его плаща, как что-то небольшое, черное и гибкое резко толкает меня в спину, а святящиеся зеленые глаза отгоняют незнакомца. Иногда черная тень, словно башенная кошка кидается с шипением "Прочь, Гавел!" и стоит её зеленым глазам осветить незнакомца, как тот рассеивается словно призрак, а я снова, снова как проклятый иду к этому магазину.
Проснувшись, я боюсь подойти к Люси, боюсь разжать свою всегда сжатую в кулак руку.
В маленьком сундучке под кроватью лежит ровно двести шестнадцать прекрасных чешских гранатов
Почерком Фоу: Эдварду 17 лет
Я видел очередной безумный сон..Хотя теперь я вижу их постоянно, вот уже два года, как стоит мне закрыть глаза - я погружаюсь в картины столь странные, что не решаюсь рассказать их доктору Мартинсу. Чаще всего это пески...хотя нет, ещё чаще это какой-то каменный город, вычурный, в своем средневековом ужасе, с крутыми и извилистыми улицами, с огромной площадью, часы которой вызывают у меня неподдельный страх, особенно, когда я смотрю на лики святых....В этом городе такой странный язык, честно говоря никогда не встречал ни одного иностранца разговаривающего на чем-то похожем, но один мой знакомый, когда я попытался воспроизвести пару слов, что слышал из разговоров прохожих во сне, подсказал, что это чешский. Кажется, тогда меня сильно напрягло его удивление, ведь по его словам мне просто не мог сниться незнакомый и не разу не слышимый язык, разве, что только мое подсознание само бы попыталось интерпретировать какие-то обрывки фраз в бессвязную и кажущуюся иностранной речь. Но то, что я с такой точностью воспроизводил весьма устаревшие поговорки и слова, было невероятно. Это было полтора года назад и с того момента я с фантастической быстротой начал изучать все, что связано с этой крохотной страной. Учителя нанимать я не хотел, но мне удалось раздобыть множество словарей, книг и фильмов, и я отгородился всем этим от мира, пока чешский мне стал казаться не менее родным, чем английский и немецкий. Чехия! Меня бросает в дрожь от одного этого слова, в моей голове постоянно звенит бой Орлоя, его удары рассыпаются тысячами духов и все они в башенном своем потоке разлетаются по мощеным улочкам, прыгают в Чертовку, скребутся в дом Франца Кафки и скалятся, скалятся в поисках очередной жертвы, чья кровь превратиться в прекрасные чешские гранаты.... Нет камней ярче и кровавей, чем те, что продаются в покосившимся домишке на улочке рядом с Староместкой площадью. В каждой их грани, в каждом их дьявольском блике кроется то, что лучше не видеть... Но в каждом сне я иду туда, маленькая девочка, так похожая на Люси, открывает мне дверь и больше нет никого, только она, я и камни.. Её глаза я никогда не мог разглядеть, только улыбку, столь кукольную, что я не осмеливался поднять взгляд выше, тут же отворачиваясь к витрине. Иногда, когда я спешу к ней, меня подстерегает какой-то мужчина с каштановым, длинными волосами и если он заговорит со мной, то я труп. Его взгляд, столь обличающий, столь сожалеющий и понимающий пугает меня, я чувствую себя дьяволом, которого поймал святой, но стоит мне только протянуть к нему руку и попытаться схватить за полу его плаща, как что-то небольшое, черное и гибкое резко толкает меня в спину, а святящиеся зеленые глаза отгоняют незнакомца. Иногда черная тень, словно башенная кошка кидается с шипением "Прочь, Гавел!" и стоит её зеленым глазам осветить незнакомца, как тот рассеивается словно призрак, а я снова, снова как проклятый иду к этому магазину.
Проснувшись, я боюсь подойти к Люси, боюсь разжать свою всегда сжатую в кулак руку.
В маленьком сундучке под кроватью лежит ровно двести шестнадцать прекрасных чешских гранатов